Никто точно не знает, сколько ей лет, какова ее настоящая фамилия и что у нее там с образованием. Она меняет парики (или стрижки), красит волосы в огненно-рыжий (или бреется наголо). В печати она (как журналист, обозреватель, критик, рекламщик и колумнист) — Ильина. А по образованию — «Питер Устинов» («распределяйте сами»).
Ее знают в питерском, московском, калининградском, рижском и израильском Тематических кругах. Но она там (реально и виртуально) бывает нечасто, не проявляется слишком активно, присутствуя, в основном, в качестве наблюдателя. Ни к кому не примыкает. Ни с кем не конфликтует. Ни от кого не зависит. И всегда пользуется практическим воландовским советом: «Никогда ничего не просите у других, особенно у тех, кто сильнее Вас: сами все предложат и сами все дадут». До сих пор срабатывало.
В этой книге вы найдете ни одной капли крови. Но разве в наше время ею можно кого-то удивить? Зато из нее можно узнать, что значит «мболо», куда именно должен приходиться удар и почему вы столь несчастны…
Эта книга претендует на то, чтобы стать моделью жизни (или хотя бы фрагментарно ЖИВОГО существования) для тех, кто мыслит себя не только в пластмассовых рамках обыденности. Для тех, кому интересны непосредственные и оставшиеся совершенно нетронутыми веками цивилизации истинные человеческие эмоции и ценности.
Кто лучше скажет о человеке, чем окружающие? («Лучше»? Это не обязательно. Может, и наоборот!) Но — точнее. Менее комплиментарно. Более прямо. Полно. Смешно. Или дико…
А вот глубже всех о писателе скажет его ТЕКСТ. Несколько человек, которым близка Тема (БДСМ) прочли эту книгу еще в рукописи. И каждый из них написал то, что прочувствовал. Коротко. Достаточно ёмко. И главное — искренне!
«Девочки сверху»
TimeOut Петербург, 14—27 декабря 2007
— Мне хорошо.
(с) «Автокатастрофа», фильм Д. Кроненберга, 1996 г.
Сон. Явь. Сон-явь. Сон?явь.
Замах. Удар. Замах, удар. Замах-удар!
Смерть. Жизнь. Смерть, жизнь. Смерть=жизнь.
Только здесь ты сам волен выбирать.
Ты сам диктуешь другому.
А другой вправе согласиться.
Но вправе и отказать тебе.
Тебе или другому.
Или кому-то третьему.
Выберешь сон?
Но попробуй взять свою единственную явь.
Свою.
Добровольную.
Разумную.
И безопасную.
Свою Тему…
Как цепляются ноготки за гладь кожи спины.
Как впиваются ровные зубы в его плечо.
Как пахнет ударный кожаный девайс, пару часов назад купленный в «особом»
магазине, продавщица которого нежно улыбается странным посетителям, всегда подробно и радушно объясняя, что у них тут новенького и классного.
Как холодна цепь в первые несколько секунд, когда ее прикладывают к мощному обнаженному торсу.
Как необъяснимо то, что вы сейчас будете делать.
Не торопясь.
Умело.
Соблюдая договоренности.
Выдерживая ритм, вероятно, приглушенными звуками отдающийся в ушах соседей снизу: мерный звук ударов плети по плоти…
Вы видите в кино (читаете в книжках, порой слышите в случайном разговоре: «И тогда я ударила его со всей силы!») и думаете: «Нет-нет, это не про меня, это не я… ведь это же не я… хотел, чтобы девочка, белокурая соседка по даче, наконец, размахнулась своим прутиком — и ударила по моим голым ногам».
Вы говорите себе «нет-нет-нет» или «ужас какой!» — но думаете об этом, думаете и думаете, внезапно просыпаясь среди ночи и чувствуя запах ивовой розги и длинный след мгновенного тонкого ожога. Это — след удара. Её удара. Её хорошо рассчитанного и нанесенного ровно и сильно удара!..
Не отворачивайтесь от себя.
Вы можете потерять, так и найдя.
Откройте эту книгу — и себя!
Вы не увидите в их лицах ничего необычного. Вам не удастся разглядеть в их походке, повадке, привычке нечто настораживающее, пугающее, чуждое или необъяснимое.
И все-таки они — не такие.
Иные.
Инакие.
Возможно, в их жестах больше свободы, в их голосах больше уверенности, а во взгляде — открытость и искренность, до которой многим не дотянуться.
Которую не понять.
С которой не сравняться.
Да просто — не справиться!
Они — люди Темы.
Смотрите внимательнее, когда идете навстречу им…
Солидно-ритмичное, порой даже слегка напоминающее гекзаметр, повествование отсылает к душеобразовательному чтению, о котором мы почти забыли. Но теперь оно обходится без «моралитэ» позапрошлого века, без шестидесятнических отрыжек века прошлого, и без поверхностной занимательности современья.
Это новый уровень общения: автор выводит на него читателя, хлыстом подгоняя фантазию, и выводя именно таким образом в разряд фаворитов!